Книжная ярмарка non/fiction

Что касается выбора: если в случае третьего и второго места («Женщины Лазаря» Марины Степновой и «Аксенов» А.Кабакова и Е.Попова) мудрость толпы остается под большим вопросом, то, что касается первого приза, тут она, надо сказать, сработала — это Даниил Гранин.

Гранину 93 года. На шкале «классик — патриарх — живая легенда» он, без вариантов, находится на самом краю справа: «Иду на грозу», «Искатели», «Зубр», «Блокадная книга». Неудивительно, что, когда Гранин поднялся на сцену, сидевший там Андрей Рубанов встал — и за ним поднялся весь зал; в этом проявлении уважения не было ничего неестественного.

«Мой лейтенант» — повесть про то, какая на самом деле была война, что там происходило, увиденная двумя парами глаз, тогдашними и нынешними, из XXI века, с учетом исторического опыта. Гранин размышляет о своем поколении, об иллюзиях и цене, которую пришлось заплатить за них; описывает ужас бомбежки, страх попасть в окружение, нервный смех. Пересказывает анекдот, услышанный им от Зощенко, — о том, как две группы разведчиков, советских и немецких, столкнувшись неожиданно, шарахнулись друг от друга по разные стороны дороги, а один немец скакнул не туда — и тут же выпрыгнул обратно, и они даже не стали стрелять друг в друга — рассмеялись. Война здесь — не только воспоминание в past perfect, но и событие, которое длится бесконечно. Гранин описывает, что происходит в голове у человека, который приезжает на поле боя и обнаруживает, что от окопов в человеческий рост ничего не осталось, зато рядом вырыты траншеи, по ним бегают люди в новехонькой форме и делают вид, что стреляют, — снимают кино.

«Мой лейтенант чтил Сталина, я — нет; он восхищался Жуковым, мне была не по душе жестокость Жукова и то, как он тратил без счета солдат; лейтенант клял нашу авиацию, я знал, как героически она воевала на своих фанерных самолетах. Мы стали слишком разными, почти чужими, плохо понимали друг друга. Я был уже старше и многое знал, но Библия учит: «Во многой мудрости много печали, и кто умножает познание, тот умножает скорбь». Чего другого, а познания я приумножил. У лейтенанта были одни кумиры, у меня другие. Наверное, их тоже сбросят. Пьедесталы освобождаются один за другим. Торчат пустые пеньки. Мой лейтенант все так же жил в пылкой вере, жертвенности и мечтой о прекрасном будущем, в которое я никак не мог попасть. Вернуться к тому лейтенанту, так чтобы понять, что он себе думает, трудно. Все равно как нынче вернуться в наш окоп».

Казалось бы, мало разве военной прозы — какую еще «правду о войне» можно рассказать после «Веселого солдата», «В списках не значился», «Сотникова», «Момента истины» и «Румянцевского сквера»? Можно, еще как можно, как выяснилось; гранинская повесть не менее пронзительная, точная и живая, чем эти тексты. Не следует то есть думать, что Гранину «дали по сумме заслуг», — нет, за конкретную повесть дали, замечательную.

За семь лет «Большую книгу» несколько раз вручали именно тому, кому надо было ее вручить, — так было в случае с Юзефовичем («Журавли и карлики»)», с Маканиным («Асан»); однако всегда находились недовольные, пожимающие плечами и равнодушно отмахивающиеся. В 2012 году впервые был выбран тот лауреат, к которому ни у кого не может быть никаких претензий.